Остролистая хмуро смотрела, как Березовик бросился на Орешницу, а молодая воительница, увернувшись, ударила его в плечо лапой, не забыв при этом втянуть когти. Развернувшись, Березовике воинственным криком плюхнулся ей на спину, и коты покатились по земле.
«Когда-то и мы были такими же беззаботными и счастливыми. — Острый коготь ревности впился в сердце Остролистой, когда она увидела гордость в глазах Дымка. — А мой папа будет когда-нибудь мной гордится? И знает ли он о моем существовании?
— Я потрясен, — проурчал Дымок, когда Орешница и Березовик, наконец, уселись рядышком, отряхивая шкуры от земли и приставших сухих травинок. — Теперь я вижу, что Грозовые коты и впрямь могут за себя постоять.
Флосси робко подошла к Ежевике. Вид у нее был смущенный, но очень дружелюбный.
— Не хотите остаться с нами до вечера?
— Отличная мысль! — горячо поддержал Дымок и, отступив в сторонку, поманил патрульных хвостом в глубину конюшни. — Там тепло и мышей видимо-невидимо!
— Спасибо вам, но мы спешим, — ответил Ежевика.
— Мы идем по следу убийцы! — выпалила Орешница.
Дымок и Флосси испуганно переглянулись и дружно вздыбили загривки.
— Что? Кого он убил? — быстро спросила Флосси.
— Это долгая история, — ответил Бурый и, выйдя вперед, дружески похлопал Дымка хвостом по плечу. — Вам не о чем беспокоиться. Мы просто хотим поговорить с котом, который мог видеть, что произошло.
Дымок мгновенно повеселел и опустил вздыбленную шерсть.
— Это другое дело, — кивнул он. — А что за кот-то?
— Крупный, длинношерстный, золотисто-бурый с белым, — объяснил Ежевика. — С большими светло-желтыми глазами.
— Я видела его! — взволнованно ахнула Флосси. — Совсем недавно он шел через наше пастбище! Это было рано утром, пару рассветов тому назад.
— Значит, мы у него на хвосте, — довольно проурчал Ежевика. — Нам пора идти.
Орешница подошла к отцу и дотронулась носом до его носа.
— До свидания! Как-нибудь я снова загляну к вам.
— Мы всегда будем тебе рады, — кивнул Дымок, и Остролистая ясно увидела, как ему не хочется так быстро отпускать дочь. — Приходи почаще!
— Непременно! — радостно пообещала Орешница.
Когда они снова побрели через поле, Березовик немного отстал и поравнялся с Остролистой.
— Интересно, каково это — быть полукровкой? — понизив голос, шепнул он. — Ужас, да? Просто представить себе не могу, как можно никогда не видеть своих детей или родичей!
Остролистая промолчала.
«Мне гораздо хуже. Я вообще ничья, и всем чужая!»
Глава V
Когда патрульные перебрались на следующее поле, пошел снег. Мягкие пушистые снежинки парили в небе и таяли, едва коснувшись земли. Одна особенно крупная снежинка опустилась прямо на нос Львиносвета, и тот оглушительно чихнул.
На дальнем конце поля тянулась широкая полоса белесого камня, по краю которого высились красные гнезда Двуногих. Снег повалил сильнее, а поднявшийся ветер нес поземку по голому полю и каменной тропе. Львиносвет зашагал рядом с Остролистой, стараясь загородить ее от пронизывающего ветра.
Внезапно из одного из каменных гнезд послышался оглушительный храп. Похолодев от ужаса Львиносвет бросился по каменной дороге, едва касаясь животом снега. Остролистая неслась рядом, а Орешница мчалась с другого бока.
Звук повторился, но на этот раз сразу за ним последовал громкий крик Бурого:
- Все в порядке! Это всего лишь кони!
«Всего лишь кони?!» При одной мысли об этих гигантских существах с тяжелыми копытами, которые могут одним ударом переломить кошачью спину, Львиносвет помчался еще быстрее. Внезапно из снежных вихрей перед ним выросли ворота Двуногих, и Львиносвет напружинил мышцы, чтобы прыгнуть. Остролистая и Орешница ни на шаг не отставали от него.
— Нет! — прогремел за их спинами голос Ежевики. — Остановитесь! Гремящая тропа!
Львиносвет замер, как вкопанный, когда сквозь снежные вихри до него донесся грозный окрик глашатая. Чудовище с горящими глазами пронеслось мимо, взъерошив шерсть Львиносвета и забрызгав его лапы грязным вонючим снегом. Потом он отпрыгнул назад, и с бешено колотящимся сердцем с тал ждать, когда подойдут остальные.
— И вы называете себя воителями? — с трудом скрывая бешенство прорычал Ежевика. — Как вы могли поддаться панике? Лошади заперты в конюшнях, и вам ничего не угрожает — разумеется, если вы не будете кидаться под лапы чудищам на Гремящей тропе!
— Извини, — процедил Львиносвет.
Жгучий стыд жалил его больнее муравьиных укусов. Резкие слова Ежевики были тем больнее, что он отлично сознавал их справедливость. Они вели себя, как безмозглые оруженосцы, впервые вышедшие за пределы лагеря.
Орешница низко опустила голову, а Остролистая отошла в сторону и поочередно поднимая лапы, принялась стряхивать с них грязную воду. Львиносвет знал, что для сестры нет ничего важнее Воинского закона, и хорошо понимал, как ей сейчас стыдно.
«А мне, можно подумать, не стыдно? Самый храбрый воин Грозового племени испугался запертой лошади!»
— Ладно, — вздохнул Ежевика, успокаиваясь. — Все хорошо, что хорошо кончается. Попробуем перейти дорогу.
Стоило глашатаю осторожно ступить на край дороги, как вдали раздалось приближающееся рычание чудища. Сверкающее существо, полыхая глазищами, вылетело с одной стороны, и в тот же миг еще более огромное чудище с гортанным ревом промчалось с другой, шурша огромными, как камни, колесами.
«Как же мы перейдем на ту сторону? Они же нас раздавят!»