Восход солнца - Страница 30

Березовик ободряюще дотронулся носом до ее уха.

— Нас много, так что нам хилые котишки не страшны!

Остролистая быстро переглянулась с братом.

— Я думаю, мы вышли на след Сола, — прорычал Львиносвет, терзая когтями траву. — Клянусь самой жирной полевкой из кучи, что это из-за него вчерашний кот так нас испугался!

Остролистая кивнула. Любопытство придало ей храбрости, и она уверенно побежала следом за Ежевикой через участок травы к просвету между гнездами Двуногих. Ее соплеменники ни на шаг не отставали от них, все шли с поднятыми хвостами и гордо поднятыми головами.

«Мы коты-воители!Мы не должны никого бояться!»

Ветерок усилился, превратившись в холодный режущий ветер, воющий в глубоких ущельях между краснокаменными домами. Здесь было так темно, что коты с трудом разбирали дорогу, а слабые лучи солнца не могли растопить лед, стянувший лужи вдоль Гремящей тропы.

— Пить хочу! — проскулила Остролистая. — У меня язык стал шершавый, как мышиная шерстка!

Когда Ежевика в очередной раз остановился, иобы принюхаться, она присела возле лужи и лизнула языком лед, наслаждаясь его покалывающей свежестью.

— Идем, — скомандовал глашатай. — Сюда.

Остролистая хотела вскочить, но тут же со сдавленным писком съежилась на земле. Оказалось, что язык у нее примерз ко льду, и малейшая попытка оторвать его вызывала острую боль.

— Что случилось? — крикнул Львиносвет.

— Ой... Яжык! — с трудом выговорила Остролистая. — Он... приклеился.

Львиносвет сдержанно хихикнул. Подбежавший Березовик наклонился к Остролистой, чтобы получше рассмотреть ее беду, и она с трудом подавила раздражение, заметив веселые искорки в его глазах.

— Это де хмехно! — промычала она настолько отчетливо, насколько позволял примерзший язык.

— Отойдите, — раздался за ее спиной спокойный голос Бурого. — Дайте-ка взглянуть. — Наклонившись, он аккуратно отодвинул в сторону Березовика и осмотрел Остролистую. — Так и есть, язык примерз, — сказал он, и Остролистая поняла, что старший воин едва удерживается от смеха. — Думаю, придется обломать лед вокруг твоего языка. Только тебе придется нести льдинку на языке, пока она не растает.

— Чудесная мысль! — прыснула Орешница. — Ты только что открыл новый способ приносить воду старейшинам!

Ощетинившись от злости, Остролистая снова попыталась оторвать язык, но лишь заскулила от боли.

— Ой, бойно, бойно! Хделайте зе хто-ни- будь!

Она представила, как лежит на земле с высунутым языком и невольно прыснула со смеху.

«Звездное племя, до чего же потешно, я наверное, выгляжу!»

— Остролистая! — бросился к ней Ежевика. Смех плясал в его янтарных глазах, но голос был ласков, и он участливо дотронулся носом до ее уха. — Дыши изо всех сил. Лед совсем тонкий, ты растопишь его своим дыханием.

Улегшись рядом с ней, Ежевика набрал побольше воздуха и выдохнул на кусочек льда, к которому примерзла Остролистая. Неожиданное тепло разлилось по телу Остролистой.

«Как все-таки хорошо, когда кто-то о тебе заботится!»

Но это слабое тепло тут же сменилось холодом, когда Ежевика добавил:

— Ты вылитая мать! Она тоже вечно всюду застревала и попадала в дурацкие положения.

«Никакая она мне не мать!»

Остролистая шумно выдохнула, а потом снова пошевелила языком и со стоном облегчения отлепила его ото льда. На замерзшей луже появилась крошечная лунка, продышанная горячим дыханием Ежевики. Но Остролистая не собиралась благодарить глашатая за помощь. Он ей не отец — и вообще никто!

— Вот и хорошо, — буркнула она, вставая. — Все в порядке. Давайте...

Низкое рычание, раздавшееся за ее спиной, не позволило ей договорить. Все обернулись.

На другой стороне Гремящей тропы, в нескольких лисьих прыжках от них, стояла целая стая собак. Их было пятеро, все разного роста и размера — от маленькой бурой жесткошерстной собачонки до огромной черной с рыжими подпалинами псины. Но в глазах всех пятерых горела одна и та же свирепая ненависть.

— О, нет... — услышала Остролистая сдавленный вскрик Орешницы.

— Назад, — спокойно и твердо скомандовал Ежевика. — Ни в коем случае не бегите и не поворачивайтесь к ним спиной.

От страха у Остролистой лапы примерзли к земле, причем гораздо крепче, чем язык ко льду лужи. Она просто не могла пошевелиться. Слишком живо она представляла, как огромные собачьи клыки вонзятся в ее шкуру, как кровь хлынет из раны и...

Она пошатнулась от резкого тычка Львиносвета.

— Шевелись! — зло прошипел брат.

Внезапно она почувствовала, что снова может двигаться. Все инстинкты приказывали ей повернуться и бежать, но она заставила себя медленно, шажок за шажком, двинуться прочь от стаи собак.

Черный с рыжими подпалинами пес разинул огромную пасть, демонстрируя два ряда острых желтых клыков. Угрожающее рычание исторглось из его глотки.

«Осталось совсем немного. Только бы пройти территорию Двуногих, а там мы заберемся на деревья».

И тут шерсть у нее встала дыбом, потому что сзади послышалось новое рычание. Обернувшись через плечо, Остролистая увидела еще двух собак, преградивших им путь к бегству. Эти двое выглядели еще страшнее первых пятерых, пасти у них были разинуты, с клыков капала слюна.

— Ну вот и все, — прошептал Березовик. — Мы уже падаль.

В тот же миг, словно услышав его слова, первая стая бросилась на котов.

— Бежим! — крикнул Ежевика.

С силой оттолкнувшись задними лапами, он бросился в узкий проход между гнездами Двуногих и высокой деревянной изгородью. Остролистая и остальные бросились следом за глашатаем, а собаки устремились в погоню. За всю свою жизнь Остролистая не испытывала такого слепого ужаса; она не боялась так даже тогда, когда Уголек грозил сжечь их заживо на краю скалы. Она неслась вперед и ждала, что острые клыки вот-вот вонзятся ей в бок. Твердая дорога в кровь раздирала ее лапы, дыхание обжигало грудь.